Работы художника

это скульптурные вставки в городскую среду, сделанные в духе микроскопического сюрреализма и уличной иконографии XXI века.

ТОМА 3000

ТОМА

На границе между зримым и незамечаемым, между архитектурной трещиной и детским сном, в Петербурге разворачивается тревожная галерея. Это не мозаика, не граффити, не инсталляция в привычном смысле. Эти небольшие барельефы выступают скорее как материализованные фантазмы, разлепленные по стенам, фасадам и углам улиц. Скульптуры встроены не как памятники, а как аномалии. Они не заявляют о себе, не требуют внимания.

Их задача — быть замеченными случайно. Это делает их ближе к концепции ситуативного искусства и роднит с практиками психогеографии, где пространство читается через случайные маршруты и визуальные знаки. Скульптуры эти не больше ладони, и сделаны, вероятно, из полимерного гипса или полиуретана: их матовая поверхность словно впитывает свет, почти не отбрасывая теней, что усиливает их призрачность. Они как будто уже стали частью стен.

Каждая из работ формально проста, но визуально насыщенна — выразительна в деталях и несёт
в себе целый код тревожных ассоциаций. Общая черта всех работ — это контраст между «детским»
и «ужасным», между упрощённой, мультяшной стилистикой
и пугающими, внутренне тяжёлыми темами, проиллюстрированными образы зубастых монстров. Тома 3000 использует язык наивного искусства
с его округлыми формами, асимметрией и мультяшными глазами.

Эти образы составляют новую уличную мифологию Петербурга. Их не нужно понимать буквально — они работают как, эмоциональные резонаторы, напоминая, что даже в серой стене может быть спрятано лицо, а под каждым фасадом — история. Это своеобразные скульптурные «ошибки», встроенные в визуальный код Петербурга. Они противостоят тотальной логике оформления, вывесок, норм и реставрационного глянца. Их ценность — в их уязвимости, мелочности и инородности. Это искусство замечания, присущее большинству работ стрит-арта — парадоксальное в эпоху перенасыщения визуальной информации.